Эмфирио - Страница 27

Когда наступили летние каникулы — а Гилу к тому времени уже исполнилось пятнадцать лет — класс совершил трехдневное паломничество к эскарпу Рабия в Скудные горы, чтобы воочию лицезреть и постигнуть Знамение. В капсулах Обертренда они доехали до деревни Либон, после чего отправились пешком вверх по предгорьям в сопровождении фургона, груженого провизией и спальными мешками.

Первую ночь они провели у подножия округлой скалистой возвышенности на берегу пруда, окаймленного зарослями тростника и речной ивы. Паломники развели костры, пели и болтали — Гил никогда еще не чувствовал себя так привольно! Оттенок отважного приключения походу придавало то обстоятельство, что неподалеку еще водились вирваны — полуразумные существа трехметрового роста с массивными длинными рылами, черными, как матовые опалы, глазами и жесткими пегими шкурами, покрытыми беспорядочными темно-лиловыми, черными и бурыми разводами. По словам прыгуна-вожатого, вирваны зародились на Хальме и обитали в Скудных горах до прибытия людей. «Если вы их заметите, не подходите близко! — предупредил экзальтированно напряженный, никогда не улыбавшийся атлет-вожатый. — Вирваны, как правило, безобидны и скрытны, но иногда нападают, если к ним назойливо пристают. Время от времени они появляются на уступах скал, хотя в основном проводят жизнь в пещерах и подземных проходах и предпочитают не находиться под открытым небом подолгу».

Один из послушников, нахальный юнец по имени Найон Бохарт, выпалил: «Вирваны забрасывают мысли, как сети, и читают в уме людей, разве не так?»

«Чепуха! — отрезал вожатый. — Это было бы чудом, а вирваны не познали Финуку, единый и нераздельный источник чудес».

«А я слышал, что они говорят молча! — настаивал Найон Бохарт, склонный к непочтительному упрямству. — Посылают мысли далеко-далеко, а как — никто не знает».

Вожатый решил покончить с пустой болтовней: «Разверните мешки и ложитесь спать! Завтрашний день вы запомните на всю жизнь — мы взойдем по эскарпу Рабия, дабы лицезреть Знамение».

Наутро, подкрепившись чаем с печеньем и сушеными морскими сливами, юные паломники стали подниматься по пустынным скалистым склонам, поросшим жестким кустарником с острыми шипами.

Ближе к полудню они достигли эскарпа. Когда-то в древности гроза ударила в горный уступ молнией, оставившей на выпуклой черной скале замысловатый узор белесых отметин. Некоторые сочетания следов молнии, ныне обрамленные водруженными жрецами золотыми окладами, напоминали затейливые буквы архаического алфавита, составлявшие неровную надпись:

ФИНУКА ВЕЛИТ!

Под священным Знамением возвели обширную платформу, выложенную плитами кварца, яшмы, красноватого кремнистого сланца и оникса, образовывавшими орнамент элементарного выкрутаса. В течение часа вожатый и послушники исполняли ритуальные упражнения, а затем, захватив мешки и походную утварь, взобрались на край уступа и там разбили лагерь.

С обрыва открывался величественный вид — Гил впервые увидел настоящие дали. На востоке, за провалом глубокой долины, поднимались и опускались Скудные горы, последнее пристанище вирванов. К северу и к югу горбились крутые хребты, пестревшие в отдалении неразборчивой рябью. Где-то на севере проходила граница Борределя, где-то на юге начинались непроходимая Солончаковая пустыня. В западном направлении простирались необитаемые земли Фортинона — буроватая и серая с черно-зелеными пятнами пустошь в золотисто-ржавой дымке вечернего солнца, будто покрытая прозрачной пленкой потемневшего, но еще блестящего старого лака. Далеко, на самом горизонте отливал ртутью океан, подобный отражению неба в дрожащем от жары воздухе. Отжившая свой век страна, где развалин больше, чем обитаемых жилищ! Гил пытался представить себе, как все это выглядело две тысячи лет тому назад, когда города еще не были сметены ковровыми бомбежками. Сидя на плоском камне и обняв колени руками, Гил думал об Эмфирио. В уме легендарные события накладывались на ландшафт, как разметка промасленной бумаги — на деревянную панель. Там, в Скудных горах, Эмфирио предстал перед ордой пришельцев с безумной луны Зигеля — по всей вероятности Дамара, ибо другой луны у Хальмы не было. Исполинский провал на северо-востоке — несомненно седловина Сговора! А перед ней — поле битвы, где Эмфирио воззвал к чудищам, потрясая волшебной скрижалью. Чудища? Вирваны, конечно — кто еще?

Послышался безапелляционный окрик вожатого — надлежало собирать хворост. Грезы прервались, мимолетные чары развеялись. Но вскоре их воскресило чудесное зрелище заката: земля и небо тонули на западе в печально-лучезарном пламени цвета древнего янтаря.

От котелков, висящих на треножниках, исходил аппетитный аромат чечевичной похлебки с ветчиной. Под котелками трещали и плевались огнем ветки ежевичного дерева, дым растворялся в прохладном сумеречном небе... Походные звуки и запахи разбудили в подсознании Гила глубоко затаившийся нервный узел, что вызвало странную электрическую дрожь, волной пробежавшую по коже. Именно так, именно у таких костров сидели на корточках его древние предки — на Земле или на другой далекой планете, которой принадлежала честь называться прародиной человека.

Никогда еще еда не казалась Гилу такой вкусной. Подкрепившись и глядя в костер, догоравший под невероятно близкими небесами, Гил ощутил приближение чего-то важного и радостного, будто стоял на пороге откровения, нового понимания — понимания чего? Себя? Мира? Человеческой природы? Он не мог сказать наверняка. Откровение дрожало, неуловимое, на краю восприятия...