Эмфирио - Страница 48

«Совершенно верно! — заявил Найон Бохарт. — Парадоксальным образом, с этим не спорят даже хаотисты. А ты, Гил, так и остался лояльным иждивенцем?»

«Лояльным меня назвать трудно... Не знаю, еще не знаю. Чувствую, что нужно многому научиться».

«Не теряй времени. В тебе опять проснулся идеалист. Жизнь слишком коротка, чтобы предаваться философским рассуждениям. Отбрось нерешительность! Если хочешь взять от жизни все, что она может предложить, протяни руку и возьми, а не проси подаяния».

«Для этого нужна не только ловкость рук, но и резвость ног — на тот случай, если владелец предложенного жизнью обнаружит пропажу».

«Несомненно. Самолюбие не мешает мне трезво оценивать обстановку, а если наступает время уносить ноги, я бегу впереди всех. У меня нет ни малейшего желания быть героем или служить примером для подражания».

Гил усмехнулся: «По меньшей мере тебе нельзя отказать в откровенности».

«Откровенность — не самый постыдный из моих пороков. Собес подозревает меня в мошенничестве. Но доказать они ничего не могут».

Гил смотрел на зеленоватую воду, журчавшую между сваями веранды. Жизнь Флориэля, несмотря на размолвки с Сонджали и явную склонность последней к развратным похождениям, казалась гораздо веселее — и, что самое важное, нормальнее повседневного монотонного труда. Сколько можно резать и полировать дерево, ходить в лавку за едой, есть, спать, а потом возвращаться к верстаку только для того, чтобы снова сходить в лавку за продуктами, переварить их и выспаться? Ежемесячное пособие позволяло существовать, но можно ли было назвать такое существование жизнью? Если Флориэль зарабатывает достаточно, чтобы подолгу ничего не делать и развлекаться в коттедже на берегу реки, какой смысл оставаться иждивенцем и соблюдать правила?

Гил Тарвок — нелегал? Почему нет? Не обязательно воровать, заниматься шантажом или промышлять контрабандой. Несомненно, талоны можно заработать и другими законными способами. Или почти законными. Гил повернулся к Бохарту: «Когда человек становится нелегалом, как он выживает, особенно в первое время?»

Найон испытующе взглянул ему прямо в глаза — он прекрасно понимал, что творилось у Гила в голове: «Ничего страшного. Существуют десятки способов держаться на плаву. Если ты соберешься, наконец, отказаться от пособия, обращайся ко мне. У тебя внушающая доверие внешность. Думаю, ты быстро научишься делать деньги. И никому не придет в голову, что ты — оборотливый ловкач».

«Буду иметь в виду».

Солнце заходило, небо и река пылали закатом. Гил не любовался этим зрелищем с детства, когда нередко лежал в траве на холмах Данкума и смотрел на солнце, погружавшееся в океанские волны.

«Пора переодеваться к балу, — сказал Флориэль. — Через полчаса начнут играть музыканты, а мы не хотим ничего пропустить, не так ли? Прежде всего нужен ялик, чтобы переплыть на тот берег». Флориэль отправился в тростники по подмостям.

Гил зашел в свою каморку. Вернувшись на веранду в маскарадном костюме, он застал Найона и Сонджали в пылком объятии. «Прошу прощения», — пробормотал Гил. Любовники не обратили на него никакого внимания. Гил отступил в темную глубину коттеджа.

Глава 12

Флориэль Узсвис, Сонджали Рэйт, Найон Бохарт и Гил Тарвок — загадочные, не похожие на себя фигуры в фантастических костюмах и угрожающих черных масках — спустились в лодку.

Взявшись за весла, Флориэль направил ялик поперек реки и чуть ниже по течению — к павильону, уже горевшему матово-зелеными, розовыми и желтыми огнями среди вензелей мигающих тысячами ярких искр гирлянд оптического волокна.

Флориэль удерживал лодку, пока его пассажиры выбирались на причал, привязал носовой фалинь к швартовному кольцу и последовал за приятелями.

Прямо перед ними был просторный многоэтажный павильон из полированного дерева, окруженный крытой галереей с частными кабинетами и смотровыми площадками. Изысканно орнаментированные киоски, двумя рядами огибавшие танцевальный зал на первом этаже, предлагали празднующим вина и другие напитки.

К четырем прибывшим приблизился служитель, собиравший входную плату. Рассчитавшись, Гил и его друзья взошли на деревянный настил танцевального зала и оказались в пестрой толпе участников маскарада — всего в павильоне собралось, наверное, не меньше ста человек. Кто они? Лорды и леди? Местные сельские иждивенцы? Приезжие горожане? Нелегалы вроде Флориэля, Сонджали и Найона? Гил не мог отличить представителей той или иной касты и подозревал, что даже Найон Бохарт, опытный повеса, затруднился бы классифицировать ряженых в масках.

Приятели запаслись эдельским вином — каждый приобрел в киоске по фляжке из зеленого кракелированного стекла — и стояли, любуясь спектаклем. Музыканты в одинаковых черно-белых шахматных балахонах паяцев уже рассаживались на возвышении под балдахином и принялись настраивать инструменты: послышалась предвещающая праздничное торжество какофония щипков, гудков и пробных пассажей, волнующая слух не меньше музыки как таковой. Смычки прошлись по струнам скрипок, пальцы пробежались по клавишам гармоней — зазвучал мелодичный напев.

Более чем сдержанные танцы послевоенного Фортинона мало напоминали пышные бальные маневры времен Последней Империи или оргиастические пируэты с ломаными движениями рук и ног, какие можно было наблюдать в портовых варьете Южного континента. Популярностью пользовались главным образом степенные паваны и променады нескольких разновидностей, хотя молодежь предпочитала более жизнерадостную пляску: взявшись за руки, танцоры кружились, после чего меняли партнеров, перемещаясь мелкими шажками из стороны в сторону. Позы в обнимку не практиковались — даже вальсируя, пары становились бок о бок, соприкасаясь только пальцами и ладонями или локтевыми сгибами.